Расстрелянное детство
В сорок первом Георгию Захаровичу Захарову исполнилось девять. Время тогда было другое – суровое. Взрослели ребята рано. В тринадцать лет получил Георгий свою первую медаль – «За победу над Германией». Многие спрашивали, усмехаясь: «Что это ты батькину награду надел?» Спрашивали, не зная, что отца и двух сестренок Георгия в сентябре 1942 года расстреляли фашисты. В тот день убивали и его, Жору…
Туманным утром батальон карателей плотным кольцом оцепил деревню Большие Пруссы, что в Копыльском районе. Охваченные паникой жители пытались спрятаться в лесу, на картофельном поле. Но их гнали назад, в деревню, поторапливая автоматными очередями.
Глиняные стены маленького домика Ивана Абрамчика казались самым надежным укрытием от пуль. Там спрятались двадцать человек. Хозяйка испуганно выглядывала на улицу. На кровати стонала раненая Маня. Плакали, предчувствуя беду маленькие дети.
С закатом солнца вдруг зазвенели, рассыпались стекла, в хате просвистели пули. Со двора донеслись крики: «Выходи!» Вышли. Немцы, видимо, думали, что увидят партизан, а тут женщины и дети. Поговорили они о чем-то и снова всех людей в дом загнали. Мать Жоры, Мария Федоровна, бросилась под стол, увлекая за собой ребят.
— Паночки, что же вы будете делать?! – Но выстрелы и стоны раненых заглушили чей-то крик.
Левое бедро Жоры обожгла пуля. От боли он открыл глаза, но не вздрогнул, не пошевелился. Сквозь звон в ушах донеслось:
— Ой, мамочка!..
Глянул, а младшая сестренка Тонечка захрипела и замерла – пуля попала в переносицу. Старшая, Мария, была мертва.
Одна женщина не давала отодвинуть кровать, под которой плакали ее детки. Фашист бил ее ногами по голове.
Каратели вышли из дома, решив, что всех кончили.
«Всех убили. Выйду, пусть и меня добьют»,- подумал Жора. Поднялся и, хромая, направился к двери.
— Жорик, дитятко мое, куда же ты?
Он вздрогнул.
— Мама, вы живая? Я думал… хотел – пусть и меня…
— Живая, сыночек, — прошептала мать. – Ложись на свое место. Может оно счастливое. Скорее, фашисты еще близко.
Только лег, как рука матери крепко сжала его волосы и ворот рубашки.
В хату опять влетели немцы.
— Кто живой? Поднимайся!
И вновь пальба. Один из карателей подошел к Марии Федоровне, нажал на курок нагана. После чего, насвистывая, вышел.
Но и на этот раз женщина осталась жива.
— Лежи, сыночек, не двигайся, — молила она, сжимая от боли зубы, боясь застонать.
— Мамочка, они хату подожгли. Надо бежать.
— Лежи. Слышишь, смеются.
Дом наполнился дымом. Затрещали стены. Со двора неслись свист и хохот, визг свиней…
— Вроде ушли. Вылезай, сынок, быстренько!
Мать схватила Тонечку и – в окно. На обоих уже горели платья. Опустила мать дочку на землю. Забила руками горящие платья и опять в дом – за старшей.
— Жорик, помоги мне.
— Не могу, — заплакал тот, — я раненый.
Затянула мать девочек в яму, прикрыла лопухами, чтобы потом похоронить. А сама ползком – в картофляник. Жора за ней, на одном боку, еле-еле…
Наступила ночь. Была она зловеще красной – Большие Пруссы постигла участь Хатыни. 255 жителей этой деревни были расстреляны, подняты на штыки, брошены в колодцы, сожжены…
Но в ту ночь Жора еще не знал об этом. Лежа в картофлянике, он вдыхал запах земли, чтобы перебить запах крови. Вспоминал утро минувшего дня, ясного, солнечного. Как по-деревенски в хате пахло яблоками, запеченной картошкой, парным молоком…
Георгий Захарович сильно волновался, вспоминая об этом. В уголках его глаз на месте подсохших слезинок появлялись новые. Некоторые фразы он повторял вновь и вновь, будто пытался что-то оценить, осознать, но, беспомощно замолкал ненадолго… Разве можно понять варварство?
… После этой трагедии домом для Жоры Захарова стал партизанский отряд имени Буденного. Осень и зиму изможденные голодом, обессилевшие люди перебирались с места на место, избегая окружения. Рана мальчика не заживала, доставляла много мучений. От недосыпания, даже в короткое время отдыха, сон сменялся пережитыми кошмарами.
В Орликовских лесах, что на Полесье, немцы окружили отряд. Всех беженцев удалось отправить назад в Копыльский район. И тут начались новые испытания, мытарства, скитания по холодным погребам разрушенных деревень, землянкам, пожарищам.
… И вновь партизанская жизнь. Жора работает на кухне: чистит картошку, заготавливает дрова, моет посуду. И все ждет, ждет, когда ему поручат настоящее — боевое задание.
— Я хочу мстить фашистам за сожженную деревню, за всех расстрелянных. Я так ненавижу этих тварей! – взывает он к командиру.
— Погоди чуток. Рано тебе еще воевать.
Мальчик обижается, ведь старший брат давно партизанит. А чем он хуже? Но добросовестно продолжает выполнять все поручения, пытаясь доказать, что он уже взрослый, надежный человек…
В начале сорок четвертого принял он партизанскую присягу. Надеялся, что и задания теперь будут настоящие, боевые. Да, стали серьезнее, но все же не те, о которых мечтал Жора. Подвозил бойцов на операции, привозил из соседних отрядов медработников, помогал ухаживать за ранеными, ходил в разведку, доставлял муку.
Лишь повзрослев, оценил он заботу и щадящее отношение к себе командира роты Кузьмы Ивановича Коляды. Поднимая спящего мальчугана на задание, тот всегда ласково похлопывал его по плечу и говорил:
— Вставай, сынок.
Быть может, в этом мальчике командир видел своих детей, расстрелянных фашистами.
Как-то партизаны отбили у немцев коров и решили вернуть их хозяевам. Но деревня та оказалась уничтоженной. Коров оставили в отряде, а пастухом назначили Жору Захарова.
— Дело это очень важное и нужное, — говорил Кузьма Иванович. От молока раненые скорее поправятся. Да и детям оно полезно.
Трудно пасти стадо в лесу. Отойдет какая-нибудь корова на сто метров и уже ее не увидеть. Только с Белянкой хлопот не было. Пастушок уже с ног собьется, собирая других, а она все стоит на одном месте, пожевывает.
Однажды вывел Жора коров поближе к небольшой опушке — трава там сочнее. И вдруг, появились немецкие самолеты. На землю обрушились зажигательные бомбы, застрочили пулеметы, от звука которых у мальчика мир в глазах перевернулся. Дыхательные пути, казалось, в мгновение забились смесью запахов земли и крови, как было ранее. Но, несмотря на свое состояние, он отчаянно начал загонять коров вглубь леса – кричит, машет руками, перебегая от одной к другой. Немецкие летчики не должны их увидеть, ведь партизанский лагерь недалеко. Вдруг обнаружил, что белой коровы нет, — она стоит на облюбованном месте, чуть ли не на середине опушки! А бомбы как раз и сбрасываются ближе к ней.
«Других они, наверное, не видят, только Белянку, — догадался Жора. – Надо ее спрятать».
Когда самолеты в очередной раз пошли на разворот, мальчик бесстрашно бросился к Белянке, набросил ей на шею ремень и повел, потащил под густые ели, подгоняя:
— Быстро, быстро, неповоротливая!
Гул моторов все ближе и ближе. И снова кружат они над лесом, высматривают. А Жора, спрятавшись с Белянкой в высоком кустарнике под густой кроной елей, смотрит на них снизу и шепчет: «Улетайте! Улетайте! Нечего вам тут!..» И на этот раз бомбы упали очень далеко от партизанского лагеря.
… В июле 44-го партизанский отряд «26 лет Октября» бригады имени А.В. Суворова соединился с регулярными войсками. Они уходили дальше, на Запад. И вместе с ними уходил брат Жоры – Николай. А вот двенадцатилетнего Жору с собой не взяли. Расставаясь, Кузьма Иванович прижал к себе паренька и напутствовал:
— Учись, сынок, старайся. За себя и за тех ребятишек, что не дожили до этого дня.
Разве мог он не выполнить задание командира?
В тяжелых послевоенных условиях Георгий Захаров успешно закончил десять классов школы, затем «нархоз» с отличием. После аспирантуры при АН БССР защитил кандидатскую диссертацию. Работал в различных научных учреждениях и вузах.
Брат его, Николай, тоже стал кандидатом наук, но технических. Выйдя на пенсию, переехал в возрожденные Большие Пруссы, сказав:
— Хочу жить на родине.
… Долгая была беседа с Георгием Захаровичем Захаровым. Говорили о прошлом, о дне сегодняшнем, о детях – нашем будущем. Вдруг Георгий Захарович спросил:
— Я часто рассказываю о той войне в школах, студенческих аудиториях, в трудовых коллективах. Сам- то я знаю ответ, но хочу услышать ваш. Продолжать ли мне подобные встречи? Нужно ли это?
… Верно сказано: «Где прорастает трава забвения, история повторяется»…
Но не на нашей, белорусской земле. Мы — помним.
Осмоловская-Голод Светлана Владимировна, родилась в Минске 15 октября 1961 года в семье известных белорусских журналистов. Это, думается, и определило ее дальнейшую судьбу. Свой творческий путь начинала в многотиражных газетах «Трактор», «Экономист».После учебы на факультете журналистики БГУ печатала свои очерки и зарисовки о ветеранах Великой Отечественной войны, людях труда, об искусстве в ведущих республиканских газетах и журналах. Заведовала сектором в НИИ Министерства юстиции, где готовилась к изданию специальная литература. Разработала концепцию журнала «Юстиция Беларуси». Окончив Белорусский государственный педагогический университет, стала еще и психологом в системе образования. Повысила свою квалификацию в Московском гештальт-институте. Член Белорусского союза журналистов.
