«В крепости мы навсегда».Очерк
Майор Петр Гаврилов. Легендарный защитник Брестской крепости, Герой Советского Союза. Мне посчастливилось подолгу общаться с ним непосредственно в цитадели. Сейчас записи о тех встречах для меня поистине бесценны. Потому что давно ушел из жизни Петр Михайлович и никогда больше никому не расскажет о героических и трагических событиях при обороне крепости как самый непосредственный участник. И никто из ныне живущих никогда уже не встретит Петра Гаврилова в крепости, не увидит его печального лица, не услышит тяжелых вздохов, не разделит с ним боль и скорбь по погибшим здесь однополчанам. И одновременно — великой человеческой гордости за их удивительное бесстрашие, непоколебимую стойкость, мужество в жестоких боях с озверелым фашизмом.
Мне эти записи дороги еще и тем, что в них много фактов из жизни Петра Гаврилова неизвестных широкой общественности. Пусть и читатели ознакомятся с ними.
ПЕЧАЛЬ ЛАСКОВОЙ ОСЕНИ
И в памятниках оживает эпос,
И те же воды тихий Буг струит.
Но кто сказал, что пала крепость?
Она стоит!
Олег Салтук
Та осень была удивительная. Теплые, мягкие, ласково-задумчивые сентябрьские дни в Бресте. Особую нежность и грусть придавали им тихий шелест листьев, нехотя слетавших на землю; старые плакучие ивы на берегу Муховца, опустившие свои тонкие ветви почти до самой воды. Здесь царила удивительная гармония и умиротворение.
В такие часы хочется размышлять о человеческой доброте, мире, 6 любви. Увы, тогда здесь говорили о тяжелом и печальном — о начале войны, страданиях и жертвах. И, конечно же, о непреклонной воле, мужестве, героизме советских воинов, вставших на пути озверелого врага, вероломно напавшего на нашу страну. Это и многое другое вспомнить необходимо, поэтому 25 сентября 1971 года, когда был открыт мемориал, можно назвать днем печали и скорби. И вместе с тем, это святая память об июне 41-го.
Времени прошло немало, но у любого человека, ступившего на территорию цитадели, еще сильнее забьется сердце, и он ощутит одновременно волнение, печаль и гордость. Так уж сложилось в нашей жизни, что одолевают нас вместе и одинаково для нас важны эти чувства: и боль, и память, и слава. Тем более, когда речь идет о войне. А сейчас о ней напомнило такое важное событие, как открытие мемориального комплекса «Брестская крепость-герой».
Мне посчастливилось участвовать в мероприятиях по открытию мемориала. Тогда я работал собственным корреспондентом газеты «Известия» по Беларуси. И очень обрадовался, когда получил приглашение руководства Брестского обкома партии приехать в крепость. Меня попросили рассказать о предстоящих событиях в самой популярной в Советском Союзе газете, широко известной и за рубежом, поскольку она имела многомиллионный тираж. Разумеется, моя поездка в Брест стала особенно волнующей. Ведь, помимо всего прочего, здесь были и личные причины.
Сам я родом с Брестчины и впервые в крепости побывал в 1950-х. Тогда там все было обгоревшее, будто только что прошел страшный огненный вал…
Я смотрел на этот хаос и не мог поверить, что в нем выжили наши солдаты. А они не только выжили, но и дали достойный отпор немцам. И еще тогда, при посещении крепости, я вспомнил пепелища моей родной деревни Пешки на этой же, брестской земле. Пепелища остались после карательной акции гитлеровцев. Воспоминания об этом, как и руины цитадели, наполняют мое сердце — сердце деревенского подростка — скорбью.
При открытии мемориала кащый час, каждая минута были связаны с трогательными человеческими переживаниями, в которых смешались и горечь, и боль, и радость со слезами от неожиданных встреч. В Брест прибыли 550 защитников крепости, некоторые из них — с семьями. Ведь многие не решались ехать так далеко в одиночку из-за слабого здоровья. Поэтому их сопровождали родные и близкие.
На торжества прибыло все руководство Беларуси во главе с первым секретарем ЦК КПБ Петром Машеровым, делегации Москвы, городов- героев, многих союзных министерств. В центре волнующих событий, безусловно, были защитники крепости. Их обнимали, целовали, благодарили, чуть ли не носили на руках. А ветераны, смущаясь от оказанного внимания, не могли сдержать слез, которых совсем не стыдились…
ЧЕЛОВЕК ИЗ ЛЕГЕНДЫ
Те же чувства испытывал и майор Петр Гаврилов, человек из легенды. За исключительное мужество и героизм, проявленные в боях при защите Брестской крепости, Гаврилову присвоено звание Героя Советского Союза. В 1971 году, уже пенсионер, он проживал в городе Краснодаре, был членом Советского комитета ветеранов войны.
Петр Михайлович приехал в Брест за несколько дней до торжеств. Так же поступили и другие защитники крепости: им, прибывшим сюда за тысячи километров из самых разных уголков необъятного Советского Союза, очень хотелось побыть здесь подольше, посетить — вместе с родственниками! — те места, которые в первые часы и дни войны превратились в настоящий ад. И в этом аду они до конца исполнили свой воинский долг. Им невероятно повезло: они выжили. Чтобы спустя тридцать лет прибыть сюда и участвовать в открытии мемориала — в честь погибших боевых друзей и в честь их самих, оставшихся в живых.
Как всегда, я тщательно записывал в объемную тетрадь все самое значительное, волнующее. Сейчас это уже память, но она наша. И воспоминания, которыми хочу поделиться с читателями, как-то приближают эту память, делают ее живой и как будто осязаемой. Это во- первых. Во-вторых, к сожалению, все защитники Брестской крепости, с которыми тогда встречался, ушли из жизни. Поэтому сегодня, когда мы встречаем 70-летие Великой Победы, их слово (и о них) также исключительно важно.
Можно понять чувства этих людей. С Петром Гавриловым я встречался и подолгу беседовал. Разговорить Петра Михайловича было непросто: он очень волновался, немного нервничал, да и уставал изрядно. Вот что я записал 24 сентября: «Сейчас вместе с Гавриловым поедем в крепость. Он долго собирается, проверяет, взял ли с собой валидол. Немного ворчит на супругу. Сейчас Петру Михайловичу, конечно же, очень хочется отдохнуть здесь, в гостиничном номере, но он понимает, что от журналиста не избавиться».
…Он шел медленно-медленно, ступая крайне осторожно, даже мягко, будто под ногами были не тяжелые бетонные плиты, а нечто хрупкое, живое.
— Не могу здесь быстро ходить,— сказал Петр Гаврилов, оправдываясь.— Думаю, вы меня поймете, если приехали писать о крепости и ее защитниках. Всегда, когда приезжаю сюда, на эту землю, только сделаю первые шаги — сразу тяжелеют ноги, сердце бешено колотится в груди и я опять оказываюсь в том времени, в июне 1941 года, когда немцы внезапно обрушили на нас страшный удар, а нам надо было принимать бой, защищать крепость, что мы и делали. И эта земля, по которой сейчас ступаю, полита кровью моих друзей-однополчан. Поэтому она для меня святая…
Сколько лет прошло с того далекого сентября 1971-го, когда мы шли с Петром Гавриловым по этой земле… Его слова так и остались в моей памяти. Я смотрел на этого уже немолодого, выдержавшего тяжелейшие испытания человека, слушал его рассказ и не мог поверить в то, что сейчас происходит. Неужели это он, тот самый майор Петр Гаврилов, поистине легендарный защитник цитадели над Бугом? Неужели мы вместе идем, он неторопливо отвечает на мои вопросы. Никакого пафоса в его словах — только тяжелые, горестные воспоминания. Но, когда речь заходит о стойкости и мужестве гарнизона крепости, у него невольно вырывается: «Эх, какие были ребята… Они все герои». И тяжело вздыхает.
О ЧЕМ ОН ВСПОМИНАЛ
Командир 44-го стрелкового полка майор Петр Гаврилов руководил обороной Восточного форта. Вот воспоминания этого замечательного человека о тех 32 днях беспримерного мужества, непоколебимой стойкости, беззаветной преданности Родине, верности воинской присяге:
«Уже в первый день нашей обороны, прошедшей в непрестанной борьбе, сказались отличная выучка наших солдат и офицеров, их высокий моральный дух. Приходилось не только отражать непрерывные атаки, но и ликвидировать группы противника, то и дело прорывавшегося в разных местах Кобринского укрепления. В середине дня гитлеровцам, вклинившимся в наше расположение, удалось организовать в северо-западном углу вала свой командно-наблюдательный пункт. Лейтенанту-пограничнику (после была установлена его фамилия — Ануфриев.— М. Ш.) с шестью бойцами было приказано уничтожить вражеский командный пункт. Искусно маскируясь, они проползли по-пластунски метров 400 и внезапным штыковым ударом уничтожили группу засевших там гитлеровцев, захватив вместе с оружием и планшетами несколько ценных штабных документов.
С большим мастерством действовали зенитчики. Когда вражеские самолеты, кружа над крепостью, сбрасывали авиабомбы, наши зенитчики вели меткий огонь. Помню, что только в один из первых дней ими было сбито три самолета. Многие зенитчики бесстрашно встретили смерть на своем боевом посту. От прямого попадания в огневую точку погибли бойцы, до последнего момента стрелявшие по самолетам противника из счетверенной установки». («Героическая оборона».— Минею «Беларусь», 1971)
Мы склоняем головы и перед светлой памятью защитников Брестской крепости. Тогда, в день открытия мемориала, все, кто побывал в цитодели, кто слушал рассказы ветеранов, еще раз убедились: здесь, на западной границе, в первые часы войны плечом к плечу встали в боевом строю представители почти 30 национальностей Советского Союза. Слитые воедино солдатской судьбой и долгом, побратавшиеся в невероятно тяжелое время, они вместе, как одна семья, совершили свой великий подвиг.
Камни Брестской крепости, обагренные кровью наших бойцов, стали первыми камнями фундамента Великой Победы. После было много мест на нашей земле, где советские воины в полной мере показали свою сплоченность, мужество, бесстрашие. Но первым высоким и благородным символом патриотизма, яркого мужества и стойкости, преданности Родине, выполненного до конца солдатского долга стала Брестская крепость…
Из воспоминаний Петра Гаврилова: «Отважно и беззаветно дрались наши солдаты, окопавшиеся на валах. Одну за другой отбивали они ожесточенные атаки гитлеровцев. И хотя фашисты, оставляя множество трупов, каждый раз откатывались назад, ряды защитников заметно редели.
Бесстрашно сражался Иван Солдатов. Погибли как герои рядовые Ефимов, Алексеев… И в мирное время их знали как примерных, старательных, дисциплинированных солдат. Верными своему воинскому долгу остались они в пору жестоких испытаний. На моих глазах смертельно раненый М. Яковлев своей кровью написал на стене: «Умираю за Родину».
Так дрался гарнизон нашего участка. Судя по доносящемуся грохоту, не менее ожесточенные бои шли и на других участках обороны крепости. Непрерывные атаки гитлеровцев изматывали нас, голодных, страдающих от жажды, трупного смрада, не давали покоя ни днем ни ночью. Каждый день фашисты склоняли нас к капитуляции, льстили нашему мужеству и отваге, обещали сохранить жизнь, обеспечить хорошие условия в плену. Нам доказывали бесполезность нашего дальнейшего сопротивления…
29 июня почти вплотную к Северным воротам подъехала немецкая машина с радиорупором. На русском языке советским солдатам был предъявлен ультиматум: или капитуляция, или авиация сметет крепость с лица земли… На размышление был дан один час.
Ровно через час, убедившись в том, что защитники крепости не намерены поднимать белый флаг, фашисты начали новую ожесточенную бомбежку, которая длилась несколько часов. От разрывов крупнокалиберных бомб сотрясалась земля, рушились здания. И хотя наш гарнизон был укрыт в капитальных подземных помещениях, мы понесли большие потери. Едва закончилась бомбежка, как все, кто остался в живых, вновь оказались на своих местах. Там, где было особенно тяжело, появлялись коммунисты, в том числе и те, которые только этим утром вступили в ряды партии».
Здесь я ненадолго прерву воспоминания Петра Гаврилова, чтобы рассказать о том, что происходило в крепости во время открытия мемориала. Как правило, это было связано именно с майором Гавриловым, и я тогда успел все записать, поскольку ни на шаг не отставал от Петра Михайловича. Ну когда еще появится подобная возможность подолгу быть вместе, беседовать с прославленным защитником Брестской крепости? И появится ли?
«ЗДРАВСТВУЙТЕ, ДЯДЯ ГЕРОЙ»
…Идем по территории крепости. Здесь все строго и торжественно в ожидании самого главного события. Петр Михайлович идет медленно, ступает очень осторожно, будто боится своими шагами разрушить это красное покрытие дорожки. Наверное, потому, что оно напоминает ему ту землю, которая в июне далекого 41-го была полита кровью его однополчан.
Навстречу — группа ребятишек. Дети подходят к нам, останавливаются и во все глаза смотрят на Гаврилова.
- Здравствуйте, дядя герой,— произносит один из них, тот, что постарше.— А мы вас сразу узнали. Вы — майор Гаврилов, участвовали в нашей пионерской игре «Зарница». Она проходила здесь, в крепости, месяц назад, и мы были очень рады вашему приезду. Может, вы и забыли, а мы помним. Очень интересно было с вами…
Гаврилов уже стоит в тесном кольце ребят и немного растерялся от столь неожиданной встречи. Положил свою руку на плечо старшего и растроганно произнес:
- И я, ребята, помню ту вашу игру. Вы молодцы, здорово ее провели, мне очень понравилось. Значит, хорошие из вас будут солдаты. А кто победил в «Зарнице»?
- Мы победили, советские ребята,— бойко отвечает один вихрастый мальчуган.— А кто же другой мог победить? Дядя, а вы часто бываете в этой крепости?
- Не очень, ребята,— тяжело вздыхает Петр Михайлович.— Далеко добираться, ведь я живу в Краснодаре.
- А вам здесь интересно? — с детской прямотой и непосредственностью продолжают расспрашивать ребята Гаврилова.
Ну, как вам сказать…— Петр Михайлович на какое-то мгновение смолкает, видимо, подыскивает слова, чтобы понятнее ответить на столь непростой вопрос.— Для меня каждый приезд в Брестскую крепость очень важен. Разумеется, здесь не праздный мой интерес, а память о моих погибших однополчанах. Вот хожу по территории крепости и будто слышу голоса солдат, которые бесстрашно сражались здесь с фашистами в июне—июле 41-го, а многие, к сожалению, погибли. Особенно мне тяжело тогда, когда бываю у Восточного форта, где я с первого дня боев руководил обороной. Не буду сейчас, ребята, рассказывать вам подробно, что мы тогда испытали, ведь у вас, вижу, хорошее настроение, вы еще совсем юные, красивые, веселые. Наверное, и учитесь хорошо. И я очень рад за вас. Скажу только одно: разные солдаты служили в моем полку. У каждого — свой характер, увлечения, интересы. Ну, как у вас в школе: каждый ученик — это характер. Но, когда на нас вероломно напали гитлеровцы, мы все тогда сплотились в одну дружную семью. Наши солдаты и офицеры поняли, что только вместе мы дадим достойный отпор врагу, дождемся прихода наших войск,— здесь голос Петра Михайловича задрожал, его лицо помрачнело.— Увы, тогда наши не смогли прийти на помощь, ситуация сложилась не в пользу Красной Армии. Но мы стояли до конца, стояли столько, сколько было сил. Поэтому всегда, когда приезжаю в крепость, вместе с печалью и скорбью чувствую гордость за моих однополчан. Именно так я хочу ответить на ваш вопрос, ребята. Или, может, вы не согласны со мной?
- Согласны, дядя. Вы очень верно говорите. Мы чувствуем то же самое, когда приходим в крепость и учитель рассказывает нам о ее защитниках. А сегодня вы увидели своих боевых товарищей?
- Да, встретил нескольких. И столько у нас радости, что живы, что приехали на открытие мемориала! Пожимали крепко друг другу руки, обнимались и плакали. Да, да, ребята, плакали. Вы, наверное, удивляетесь: как это взрослые мужчины, бывшие солдаты — и вдруг плачут? Но мы не стесняемся своих слез: ведь это наша память…
«БУДЬТЕ НАШИМ КОМАНДИРОМ»
Было заметно, что Петр Михайлович устал от этого необычного интервью. Учитель, сопровождавший школьников, поблагодарил Гаврилова за интересную беседу, извинился, что задержали его. Скомандовал ребятам построиться в колонну, чтобы следовать дальше. И тут один мальчуган, глядевший на Гаврилова во все глаза, неожиданно выпалил:
- Дядя герой, а можно, чтобы вы были сейчас у нас командиром?
Мы все даже растерялись от такого странного вопроса. Учитель по-
12 смотрел на мальчугана с укоризной. Сам Петр Михайлович не знал, что сказать. Мальчуган же выжидающе глядел на него.
- Как это — быть вашим командиром? — переспросил Гаврилов.
Мальчуган нисколько не растерялся: видимо, он заранее все обдумал.
- А вот как. Мы построимся в колонну, а вы нас ведите и отдавайте команды,— четко ответил мальчуган.
Гаврилов заулыбался:
- Так у вас, ребята, есть свой командир. Это ваш учитель.
- Учителя мы слушаемся. Но он не был на фронте, потому что молодой,— отстаивал свою точку зрения мальчуган.— А мы хотим, чтобы нами хоть немного покомандовал настоящий военный. Такой, как вы, герой. Здорово получится. Все школьники, которые участвовали в «Зарнице», нам завидовать будут. Согласитесь, дядя. Постройте нас и идите впереди…
Ну как тут быть Гаврилову? Очень забавная вышла ситуация, не правда ли? Хотя как сказать… Просьба мальчугана вполне серьезная, и все его друзья с ним солидарны. Они нетерпеливо ожидают, чем же все кончится, что ответит Гаврилов.
- Хорошо, ребята,— с задором произносит Гаврилов.— Если вы так желаете, буду у вас командиром. И сейчас слушайте мою команду — стройтесь в колонну!
Ребята быстро и без лишней суеты строятся в колонну. Учитель стоит в сторонке и не знает, что делать: нарушается заранее составленный план экскурсии. И в то же время ему интересно что будет дальше.
Гаврилов идет к голове колонны. Правда, становится не впереди, а рядом с детьми.
- Шагом марш, ребята! — командует Петр Михайлович. Ребята послушно, даже с каким-то озорством выполняют команду, и колонна движется вперед. Гаврилов шагает рядом. На лицах ребят — неподдельная радость и гордость. Это же надо: сам Гаврилов, Герой Советского Союза, у них командир. Ну, держитесь, брестские мальчишки! Вам такое и не снилось!
- Солдаты, стой! — командует Гаврилов.
Колонна останавливается.
- Ну вот, мои солдаты, я вами и покомандовал,— говорит Петр Михайлович.— Сейчас передаю вас в распоряжение учителя, выполняйте его команды. Но вот что скажу. Желаю, чтобы война, которую вы показали в своей «Зарнице», так и осталась для вас навсегда игрой. Чтобы вы никогда не знали настоящей войны…
«НЕ ХОЧУ ГОВОРИТЬ ПАФОСНО»
У меня, разумеется, было к Гаврилову много вопросов. Но тогда, когда шли по территории крепости, не решался их задавать. Видел, что Петру Михайловичу хочется помолчать. Конечно же, его одолевали воспоминания, и, безусловно, в эти минуты они были очень острые, наполненные жгучей болью.
- — Петр Михайлович,— все-таки спрашиваю,— вы держались в крепости в течение 32 суток, больше, чем кто-либо другой из ее защитников. Что было для вас тогда самым тяжелым?
— Как вам сказать…— начал неторопливо.— Если говорить о самих боях, то, кажется, тяжелее того, что мы испытали в крепости, для солдата уже и быть не может. Но мы ведь были военными людьми. Через тридцать лет после окончания войны о Брестской крепости известно многое, все восхищаются стойкостью и героизмом ее защитников. Тогда же мы об этом не думали, да и не было времени на такие мысли. Мы честно выполняли свой воинский долг, и я не хочу говорить сейчас пафосно, хотя, понимаю, для вас, журналистов, такие наши слова важны и нужны. Конечно, самым обидным является то, что мы в крепости так и не дождались помощи наших войск, хотя очень надеялись на нее. Сейчас-то понимаем: она и не могла прийти. Но тогда ведь мы не знали, что немцы уже продвинулись далеко на восток…
Из воспоминаний Петра Гаврилова: «Так прошло десять дней. Мы не теряли надежды прорваться на северо-восток от Бреста — к Беловежской пуще. Но 12 июля стычка с забредшими в наше расположение вражескими пулеметчиками выдала нас. Ійтлеровцы немедленно подняли тревогу, обложили форт, пошли в атаку. В этом неравном бою погибло девять наших товарищей. Мне с двумя уцелевшими вновь пришлось укрыться в подземных щелях. Фашисты, видимо, дожидались утра. Дальше оставаться стало невозможно. Тогда, посоветовавшись, мы все трое приняли решение — этой же ночью прорваться сквозь кольцо немецких солдат, окруживших форт, одновременно кинуть по гранате и броситься бежать в разные стороны: на юг, на восток и на запад. Мы так и сделали. Что стало с моими двумя товарищами, я не знаю, но мне все же удалось пробиться в северо-западную часть крепости. У меня оставался один выход — снова укрыться в одном из казематов и дожидаться, пока фашисты снимут блокаду».
Тридцать два дня продержался Петр Гаврилов в крепости. Последние несколько суток он оставался один в каземате. «Нет, не смерть меня страшила тогда,— вспоминал потом,— С мыслью о ней, как о неизбежной, все мы, защитники крепости, давно примирились. Тяжело было умирать безвестным, вдали от своих, окруженным и затравленным врагами. Только подороже отдать свою жизнь — это последнее, что можно сделать для родной страны, для своего народа. И рука, даже в минуты забытья, инстинктивно нащупывала оружие, которое у меня осталось: два заряженных пистолета и пять гранат. Однажды я проснулся от громких голосов. Штлеровцы разговаривали совсем рядом и шли как раз в мой каземат. Их, очевидно, привлекли мои стоны. У моей двери раздались шаги. Значит, наступил мой последний бой. Я собрал все силы и, приподнявшись на локте, нажал на спусковой крючок пистолета. По раздавшимся воплям понял, что обойма выпущена не впустую».
То, что было дальше, Гаврилов помнит слабо. Потому что через некоторое время в каземате раздался страшный грохот и он потерял сознание. Очнулся в немецком госпитале. От наших пленных узнал, что его доставили сюда 23 июля без сознания. К Гаврилову проявили особый интерес немецкие офицеры. Долго его разглядывали, о чем-то оживленно говорили, крутили головами: видно, никак не могли поверить, что этот человек держался в крепости целый месяц, да еще, обессилевший от голода и слабости, дал им свой последний бой. Его даже фотографировали. А потом начались допросы, истязания… Несколько месяцев находился в лагере для военнопленных близ Бреста. Затем лагеря в Германии: Хаммельсбург, Регенсбург (отделение страшного концлагеря Дахау). В апреле 1943 года был освобожден из плена и продолжил служить в рядах Советской Армии.
«ЧТО Я СКАЖУ? СЕРДЕЧНОЕ СПАСИБО»
…Я слушаю Петра Михайловича, смотрю на него и стараюсь запомнить каждую черточку его лица. Выглядит он солидно: полного телосложения, производит впечатление вполне здорового человека (хотя, как оказалось, все это было лишь внешне). Седина еще не слишком посеребрила волосы. Голос хрипловатый, говорит медленно. Конечно, очень волнуется, столько накопилось впечатлений, столько воспоминаний о молодости, опаленной войной…
- Петр Михайлович, при обороне крепости вы командовали целым полком. Много ли ваших однополчан приехало на открытие мемориала? — спрашиваю.
Гаврилов ответил не сразу.
- И школьники меня об этом спрашивали, и взрослые интересуются,— начал неторопливо.— Понимаете, в столь сложной и напряженной обстановке, что сложилась тогда в крепости, некоторые подразделения, как таковые, уже не составляли единого целого. Из оставшихся я создал что-то вроде полка, и сейчас сто пятьдесят моих однополчан прибыли на открытие мемориала. Все-таки, считаю, много нас уцелело в том огне. Это был настоящий кошмар. Металл горел, кирпич плавился, а многие из нас, несмотря ни на что, выжили. И сегодня собрались здесь. Разве могли фашисты убить дух и волю нашего солдата?..
Спрашиваю, как он воспринимает крепость сейчас по сравнению с той, довоенной, когда служил здесь.
Сейчас это не крепость,— тяжело вздыхает.— Я понимаю, у авторов мемориала был свой замысел. Кстати, они часто обращались ко мне за советом. И я каждый раз говорил, что нельзя все убирать, приглаживать. Надо оставить стены цитадели, где остались следы от пуль и осколков, оплавленный кирпич и участки искромсанной земли. Иначе уйдет отсюда дух тех событий. Но многое сохранили, за что я очень благодарен авторам мемориала. И вообще, спасибо Родине, всем небезразличным людям за такую память о защитниках крепости, о моих боевых друзьях…
ОТЛУП МОСКОВСКОМУ ЖУРНАЛИСТУ
Здесь хочу рассказать об одном эпизоде, который не то что возмутил, а вывел из себя Петра Гаврилова. Накануне открытия мемориала состоялась пресс-конференция для журналистов. Проводил ее тогдашний секретарь Брестского обкома партии по идеологии Владимир Верховец. Человек обаятельный, интеллигентный, он подробно рассказывал о том, как создавался мемориал, какие символы воплотили в его облике авторы. Владимир Лукич назвал любопытные цифры. Помогали строить мемориал жители Бреста. Причем ежедневно здесь работало до трех тысяч человек. Следует заметить, что при сооружении подобных комплексов, ряд элементов применен впервые. Государственная комиссия дала высокую оценку работе по созданию мемориала.
- Главная тема,— подчеркивал Владимир Лукич,— образ война- героя, храбро сражавшегося с фашистами на западной границе нашей Родины и стоявшего насмерть.
И тут один московский журналист с явным пренебрежением спрашивает:
- А что означает эта огромная каменная глыба, из которой высечена солдатская голова?
Верховец тактично поясняет.
- А карандаш, который авторы поставили рядом с этой глыбой? — в голосе журналиста слышалась издевка.
Белорусские журналисты, а также защитники крепости, приглашенные на пресс-конференцию, неодобрительно зашумели. Ведь московский писака сознательно назвал «карандашом» очень важный элемент мемориала — штык-обелиск. Владимир Верховец терпеливо объясняет, что вертикальный штык, вознесшийся в небо,— не просто архитектурная деталь, а символ нашей Победы. Но, чувствуется, это совсем не волнует московского журналиста, о чем говорит его пренебрежительная ухмылка…
И тут незадачливому писаке дал хороший отлуп Петр Гаврилов. Говорил он без всякой дипломатии, именно так, как хотел сказать. И постарался передать то, что сам чувствовал в те минуты:
— Значит, вы назвали штык карандашом? Ну как такое можно? Сейчас в ваших руках именно карандаш. А тогда у нас в руках были штыки — ими мы и защищали цитадель. Этими штыками мои боевые друзья в последние минуты своей жизни царапали на стенах крепости слова о том, что они умирают, но не сдаются, и прощаются с Родиной. Проверьте: такая запись сделана 20 июля. Значит, почти месяц сражался этот боец в крепости и оставил о себе запись, чтобы мы знали, как он погиб. А вы говорите — карандаш. Ну где же ваша совесть?..
Петр Михайлович разошелся и не мог уже сдерживать себя.
— Для вас непонятен и этот образ — голова солдата, высеченная в камне,— продолжал он.— Да это ж наш воин-победитель, который в первые часы войны проявил стойкость и мужество. И мы как будто слышим его слова: «Сейчас нам очень тяжело, но мы выживем и еще так повоюем с фашистами, так покажем нашу силу, что они места себе не найдут». Что и произошло…
Московский журналист был посрамлен и не смог возразить Гаврилову. Наша же пишущая братия из Беларуси и вовсе отвернулась от своего странного коллеги.
«БИЛОСЬ КАЖДОЕ СЕРДЦЕ, КАК БРЕСТ…»
Со штыком связан еще один примечательный эпизод. Как-то мы с Петром Гавриловым пришли на площадь Церемониалов. Именно здесь находятся два главных символа Брестской крепости — голова солдата и штык-обелиск. Встречаем Владимира Короля, тогдашнего председателя Госстроя Беларуси. Это был человек удивительной судьбы, и очень жаль, что мы мало о нем знаем. Владимир Адамович — белорус, родом из Червеня. Война застала его в Ленинграде — там и пережил всю блокаду. Нашел в себе силы, чтобы в голодном и холодном блокадном городе написать и успешно защитить кандидатскую диссертацию по архитектуре. Народный художник СССР, действительный член Академии художеств страны и один из авторов мемориального комплекса «Брестская крепость-герой».
Увидев Гаврилова, Владимир Адамович быстро подошел к нему, поздоровался и спросил:
- Петр Михайлович, как вам мемориал? Особенно штык-обелиск, вокруг которого возникли разные споры. Кое-кто не приемлет этот символ. Скажите, что думаете? Ваша оценка, как самого известного защитника крепости, для нас очень важна.
Во-первых, спасибо всем за мемориал,— ответил Гаврилов.— Лично я считаю, что он — достойная память и защитникам крепости, и мужеству, героизму всего советского народа. Ведь в гарнизоне служили представители почти 30 национальностей Советского Союза. Говорю так, потому что знаю, кто воевал в составе 44-го стрелкового полка, которым я командовал. Я очень рад, что при сооружении мемориала ко мне часто обращались за советами. Чем мог, помогал. Что же касается штыка, о котором вы спрашиваете, то скажу следующее…
Петр Михайлович смолк, обвел взглядом людей, собравшихся вокруг нас.— Да, и я слышал, что кое-кто этот штык сравнивает с большим карандашом, воткнутым в землю. Недавно его так назвал и один журналист из Москвы. Кощунство — что еще можно сказать?.. Поэтому повторяю, чтобы вы знали мое мнение на сей счет. Мы штыками защищали крепость. Штыками солдаты царапали на ее стенах последние слова в своей жизни. И это были слова о том, что защитники умирают, но не сдаются врагу. Поэтому очень правильно поступили авторы мемориала, что поставили штык как символ нашей Великой Победы. Ведь эта Победа начиналась здесь, в Брестской крепости.
- Мы, ее защитники,— продолжал Петр Михайлович,— через много лет приехали в эти дни сюда. Смотрим друг на друга и не верим: как выжили тогда? Я надеялся, что встречу многих из тех, кто оборонял Восточный форт. Увы, не получилось. Значит, они или погибли тогда, или умерли. И от этого тяжело на сердце. Но считаю так: нам из Брестской крепости не уйти никогда. И тем, кто жив, и тем, кого сейчас уже нет среди нас. И этот штык также при нас, хотя он кое-кому и не нравится…
Петр Михайлович очень волновался. По всему было видно, что его задел этот разговор о штыке-обелиске, и он, пользуясь случаем, решил сказать то, что сейчас думает. Владимир Король крепко пожал ему руку и произнес:
- Спасибо, Петр Михайлович, за вашу откровенность. Мы, когда размышляли, каким будет этот фрагмент мемориала со штыком-обелиском, пришли к такому же выводу. Значит, все правильно.
Перечитываю записи в своем журналистском блокноте и будто возвращаюсь туда, в Брестскую крепость. Самое волнующее — торжественное открытие мемориала. Широко и величаво звучит песня:
Было каждое сердце как Брест!
Под огнем навесным, перекрестным
Враг нарвался на тысячу Брестов,
Билось каждое сердце, как Брест!
Эта песня «Если б камни могли говорить» была написана специально к открытию мемориала. Очень удачная музыка Игоря Лученка. Проникновенно исполнил песню Виктор Вуячич в сопровождении хора и оркестра Государственного академического театра оперы и балета.
Также волнующие минуты — шествие защитников крепости. Впереди Петр Гаврилов несет боевое знамя 393-го отдельного зенитного артиллерийского дивизиона. Его сопровождает Родион Семенюк, который сражался в том самом Восточном форте, обороной которого руководил Гаврилов. Семенюк вместе с красноармейцами Фольварковым и Тарасовым в самые трагические минуты боя завернули это знамя в чехол, положили в брезентовое ведро и спрятали в выкопанной ямке. После войны его достали, и знамя стало еще одним символом крепости. К сожалению, Фольварков и Тарасов погибли, а Родион Семенюк приехал на открытие мемориала из города Новокузнецка, где тогда проживал. Чтобы пройти вдвоем с Гавриловым под родным знаменем своей части, ставшим поистине священной реликвией.
По окончании торжеств я спросил у Гаврилова:
- Петр Михайлович, что вы чувствовали, когда несли знамя?
- Если откровенно, то едва сдерживал слезы. И люди, думаю, понимали меня. Да, еще раз хочу повторить: мы в Брестской крепости останемся навсегда, иначе и быть не должно…
СЮДА ВОРВАЛИСЬ НЕЛЮДИ
В распоряжении автора книги оказались уникальные немецкие трофейные фотографии. На них запечатлены некоторые эпизоды первых дней пребывания гитлеровцев в крепости. Мы решили прокомментировать эти фотодокументы, чтобы еще раз напомнить, против каких жестоких варваров и убийц сражался бессмертный гарнизон. С тех пор я бережно храню книгу о Брестской крепости с дарственной надписью Петра Михайловича Гаврилова. И те встречи, и эта книга, и мои записи в журналистском блокноте, и наши шаги в те сентябрьские дни по святой земле цитадели, и торжества по случаю открытия мемориала — как живая, непреходящая память.
Вот почему я был необычайно взволнован, когда однажды ко мне в редакцию газеты «Рэспубліка», где работал, приехал Павел Панасюк, директор Музея обороны Брестской крепости. Мы хорошо знаем друг друга: одно время вместе учились на журфаке Белгосуниверситета.
— Посмотри, Михаил, эти немецкие трофейные фотографии,— говорит Павел Нестерович и протягивает мне целую пачку,— Они касаются Брестской крепости и событий первых дней войны…
Я глянул — и аж вздрогнул, не смог удержаться от удивления: передо мной лежали не просто уникальные фотографии. Это была своеобразная фотогалерея — часть истории обороны Брестской крепости. События, происходившие здесь летом далекого 41-го, запечатлел неизвестный немецкий фотограф-любитель — может, солдат или офицер, участвовавший в тех боях. Таким образом, мы имели, повторяю, уникальные фотодокументы — война глазами гитлеровцев, тех самых, которые ранним утром 22 июня 1941 года, выполняя приказ своего командования, обрушили на крепость ураганный огонь, принесли на нашу землю кровь и смерть, боль и страдания.
Газета «Рэспубліка» впервые опубликовала некоторые трофейные снимки, причем именно 22 июня 1996 года, в день очередной даты героической обороны цитадели. Но мы не можем равнодушно смотреть на эти фото. Мужество, стойкость, бесстрашие защитников крепости, память о них призывают нас к тому, чтобы в каждой, до сих пор неизвестной фотографии, в каждом найденном документе нашли свое отражение те трагические события в июне 1941 года.
Мы склоняем свои головы перед памятью наших бойцов и командиров, которые в первые часы войны сразу же показали вероломному врагу, кто такой советский солдат, с которым им, гитлеровцам, придется иметь дело.
Итак, первые часы войны на земле Беларуси. Первые минуты страшного удара гитлеровцев по Брестской крепости. И Петр Гаврилов, и другие участники героической обороны рассказывали мне, что с первых минут вражеского нападения земля прямо-таки вздыбилась от разрывов снарядов, авиабомб, мин. А немцы тем временем беспрерывно форсировали Буг в районе крепости. На резиновых надувных лодках, по понтонным мостам, что и видно на тех самых снимках, которые через столько лет оказались в моих руках.
Завоевавшие почти всю Европу, опьяненные неожиданными военными успехами, гитлеровцы очень торопились. Фюрер пообещал им на востоке огромные жизненные пространства. Уверенные в легких победах, они и здесь, в районе Бреста, как дикие звери, ринулись на мирную белорусскую землю. И вдруг перед ними, словно бесстрашный воин, над Бугом встала крепость. Но разве может она выстоять против мощной лавины танков, мотопехоты, против моря огня? Против 45-й пехотной дивизии, которая в вермахте считалась элитной? Каждый ее офицер был предан Гитлеру. Ну что для них, вооруженных до зубов, на чьей стороне неожиданность нападения и многократное превосходство в военной технике и силе, значит небольшой гарнизон крепости? Сомнут и уничтожат его в первые же часы штурма, все здесь сровняют с землей…
Увы, вышло совсем по-другому. Вышло так, как продиктовали воля, мужество, героизм и стойкость наших солдат и офицеров. После этих боев 45-я немецкая дивизия разместила в Бресте три большие военные кладбища. Одно из них какой-то немец-фотолюбитель, то ли офицер, то ли солдат, запечатлел на фотоснимке. Стоят ровными рядами — и здесь проявилась известная немецкая аккуратность — многочисленные кресты на могилах, в которых нашли вечное успокоение гитлеровские завоеватели.
Забегая вперед скажем: в марте 1942 года в боях в районе города Ливны советские войска разгромили хваленую 45-ю дивизию третьего формирования. В наши руки попал ее архив, в котором обнаружены любопытнейшие документы, раскрывающие многое из той ситуации, в которой эта дивизия оказалась в июне 41-го под Брестом. В частности, боевое донесение, которое подготовил командир этой дивизии, о взятии Брест-Литовска.
Я хочу привести еще одно свидетельство противника о боях в Брестской крепости. Пастор Р. Шюпф в своей книге «Мой путь с 45-й пехотной дивизией» оставил наиболее полное описание боевых действий в Брестской крепости: «Гарнизон так называемого «офицерского корпуса» на центральном острове погиб вместе со своим зданием. Саперам удалось забраться на крышу, спустить взрывные заряды до уровня окон первого этажа и взорвать их. Они слышали крики и стоны русских, которые получили ранения от этих взрывов. Но их сопротивление продолжалось до тех пор, пока более мощными взрывами не были разрушены стены здания».
Как видим, и немецкий пастор свидетельствует о непоколебимой стойкости защитников крепости. Ну кто, скажите, заподозрит гитлеровцев в том, что они преувеличивали героизм и мужество нашего гарнизона?
Защитники крепости в те дни меньше всего думали о славе: не до этого было. Они стояли насмерть, так как понимали: так надо. Они погибали, но знали, за что — за нашу Родину. Нет, они не хотели быть безвестными, и до конца выполняя свой воинский и гражданский долг, оставляли на закопченных крепостных стенах надписи. Эти надписи дошли до нас как предсмертный голос советского воина, вечно звучащий над нашей Родиной.
Каким образом могли уничтожить гитлеровцы эту волю защитников крепости? Те, кто попал в плен, были обессиленые, голодные, многие ранены. И немецкие вояки в дикой ненависти и злобе от того, что эти простые ребята не стали на колени перед победителями Европы, всячески издевались над военнопленными. За непослушание — расстрел. Вот фотоснимок: наши военнопленные на своих плечах переносят тяжелейшую понтонную лодку. Немецкий солдат взобрался наверх и подгоняет их. Он смеется, он доволен: немец в Бресте! Под его ногами, под непосильным грузом — эти невероятно упрямые белорусы. Да, упрямые! Не ставшие на колени перед врагом и в этих невероятно сложных условиях сохранившие свое человеческое достоинство! Поймет ли когда-нибудь это немецкий солдат?
Да, пока довольны Гитлер и Муссолини, осматривающие советскую военную технику, которая якобы была на вооружении у защитников крепости. Эти «смотрины» запечатлены на фотоснимке. Но ведь хорошо известно, что гарнизон крепости имел, в основном, только легкое стрелковое оружие. Он даже не смог воспользоваться легкими танкетками.
Но, когда Гитлер и Муссолини в сопровождении генералитета немецкой и итальянской армий посетили Брестскую крепость, заранее специально для показа была собрана с окраин Бреста наша боевая техника, которую при отступлении оставили наши войска. Дескать, пусть фюрер лично увидит, какая сила встала здесь на пути той самой 45-й дивизии и других воинских частей вермахта. Но главная заслуга в этом принадлежит советскому воину.
СУДЬБА ЮНОГО МУЗЫКАНТА
Слова Петра Гаврилова «В крепости мы навсегда» имеют не только символический смысл. Как уже было сказано, Петр Михайлович много раз приезжал в Брест и, естественно, всегда бывал в крепости. Но жил- то он в Краснодаре.
А вот один из участников обороны крепости живет, слава Богу, и нынче в городе над Бугом. Удивительное стечение обстоятельств? Как сказать. Может, так было угодно судьбе. А может, этого человека позвала память о погибших боевых товарищах…
Любопытнейший материал по моей просьбе передали мне для книги сотрудники Музея обороны Брестской крепости. В одном из залов музея есть портрет мальчика. Под ним надпись: «Воспитанник музыкантского взвода 44-го стрелкового полка Петя Котельников. Участник обороны крепости в районе Тереспольских ворот». Обычные слова. Но какая необычная биография скрыта за ними…
Петр Павлович Котельников родился 10 мая 1929 года в селе Богоявленск (ныне Долгово) Земетчинского района Пензенской области. В раннем детстве Петя остался круглым сиротой: сначала умерла его мать, а потом — отец. Вместе с сестрой Петя воспитывался в детском доме. Лейтенант Ушаков хорошо знал этот детский дом, поэтому когда прибыл из Брестской крепости сюда, проводил отбор одаренных детей для музыкантского взвода. Так Петя Котельников, Володя Измайлов, Степан Аксенов, Володя Казьмин и Николай Донцов стали воспитанниками музыкантского взвода 44-го стрелкового полка.
Сыном полка шутливо и ласково называл шустрого мальчугана командир полка майор Петр Гаврилов. С легкой руки командира так же называли Петю и бойцы.
На рассвете 22 июня 1941 года Петя проснулся от страшного грохота. Крепость была в огне. Фашисты били по ней тяжелыми снарядами. Спустя много лет полковник в отставке Петр Павлович Котельников вспоминал:
— Война 1941 года застала нас в Брестской крепости. Первые же взрывы бомб и снарядов разбудили музыкантов. Кто-то крикнул: «Тревога!» Наспех одевшись и разобрав оружие, бойцы по лестнице побежали вниз, к выходу. Вместе с ними побежал и я. Решили пробираться к центральным воротам. Уже пылало здание 333-го стрелкового полка, находиться в казарме стало невозможно.
Бойцы выскочили во двор. С группой бойцов Петя побежал вдоль стены. Внезапно сильный удар камнем в голову сшиб мальчика с ног, но он быстро поднялся и побежал в ту часть казармы, где раньше размещались лошади. Когда утихли взрывы, в крепости появились фашистские солдаты. Наши бойцы открыли огонь по врагу. Вечером все направились в подвалы 333-го стрелкового полка, где была организована оборона. Там Петя Котельников встретился и ближе познакомился с Петей Клыпой и Колей Новиковым — такими же, как и он, воспитанниками музыкантских взводов из 333-го стрелкового полка. Мальчики быстро нашли общий язык, дали слово не разлучаться и единодушно избрали своим предводителем Петю Клыпу — боевого смелого подростка. С первых часов войны Петя Клыпа оказался в гуще событий. Он уже успел выполнить несколько заданий и зарекомендовал себя как искусный, решительный разведчик. Видя, как точно по уставу, приложив руку к пилотке, Петя Клыпа обращается к старшим, как взрослые посылают его на задания, ребята стремились походить на него. Вскоре поручения командиров стали выполнять Петя Котельников и Коля Новиков.
Продолжались ожесточенные бои. Ряды защитников редели. Воспитанники музыкантских взводов просились в разведку, за патронами, вели наблюдение за противником, обеспечивали водой раненых и пулеметы.
До конца июня мальчики были в подвалах казармы 333-го стрелкового полка вместе с бойцами, потом с теми, кто уцелел, с боем прорывались к Мухавцу. Под сильным огнем врага переплыть реку удалось немногим. Ребята переплыли. Течение отнесло их далеко от крепости, где шли бои. Мальчики были обнаружены, и с группой наших раненых бойцов, взятых в плен в крепости, их погнали за Буг.
Петя вместе с другими был отправлен в лагерь для военнопленных в Бяла-Подляску. Оттуда бежал в июле 1941 года с группой таких же воспитанников. В Бресте был брошен в тюрьму. Об этом Петр Павлович Котельников рассказывает так: «Четверо суток мы пробыли в тюрьме. Нам не давали хлеба. Потом немецкий офицер выпустил нас: сказали, что мы местные и посадили нас за то, что давали хлеб пленным. Первое время остановились у знакомой Клыпы в Бресте, где пробыли несколько дней. Оправившись от голода, мы несколько суток шли по проселочным дорогам, пробираясь к фронту, но он был далеко. Решили вернуться в деревню Саки, где нам предлагали остановиться раньше. Нас всех разобрали хозяева помогать им в работе. Мы с Клыпой жили у Матрены Галецкой, потом меня взяли соседи. Сначала никто не брал: из всех воспитанников музыкантского взвода я был самый маленький.
Во время оккупации я жил в деревне Саки у хозяина, пас скот и помогал по хозяйству».
В деревне Петр Павлович жил до 1947 года. Через год окончил школу фабрично-заводского обучения в Бресте, был направлен на работу при Брестском железнодорожном училище. В том же году пошел учиться в шестой класс вечерней школы рабочей молодежи.
И в послевоенное время для Петра Павловича Котельникова любовь к Родине, желание ее защищать стали определяющими в выборе профессии военного. С 1950 года Петр Павлович служил в Вооруженных силах, в 1951-м окончил школу младших командиров, был направлен на курсы лейтенантов в Ригу. В 1952 году окончил их. В 1956-м вступил в ряды КПСС.
В Киеве Петр Павлович сдал экстерном экзамен за весь курс обучения в военном училище связи, ему было присвоено очередное воинское звание. Продолжал службу он уже в ГДР.
После войны Петр Павлович искал свою сестру, с которой расстался еще перед войной. Искал также и троих старших братьев, один из которых до войны служил в армии, а два других жили в Ташкенте и Нижнем Тагиле. И только в 1952 году встретился со своей сестрой, которая жила в Ростовской области. Побывал он и на своей родине, встречался с двумя братьями.
Когда Петр Павлович навещал родные места, то познакомился со своей будущей супругой Антониной Григорьевной, и вот уже более 57 лет они вместе. Вырастили сына Сергея и дочь Светлану. Антонина Григорьевна работала в музее обороны Брестской крепости, проводила экскурсии, читала молодежи лекции.
Петр Павлович Котельников — полковник в отставке. Судьба военнослужащего сложилась так, что он исполнял интернациональный долг в Эфиопии. В 1980 году мобилизован. Живет в Бресте. Награжден двумя орденами Отечественной войны 2-й степени, орденом Красной Звезды, медалями. Общественная организация «Белорусский совет ветеранов войны в Афганистане» наградила его медалью «За заслуги» 2-й степени к 20-летию вывода советских войск из Афганистана.
Все послевоенные годы Петр Павлович — неутомимый пропагандист подвига защитников Брестской крепости. Он встречается с молодежью, проводит уроки мужества, присутствует и выступает на открытии выставок, митингах и других торжественных мероприятиях.
Летом 2009 года на территории крепости проходили съемки художественного фильма «Брестская крепость». Работу над картиной проводили российская телекомпания «Централ Партнершип» и «Беларусьфильм». Автор идеи и генеральный продюсер художественной ленты — Игорь Угольников, председатель телерадиовещательной организации Союзного государства. Режиссер-постановщик — Александр Котт.
Этот фильм снят на основе реальных событий обороны крепости. В его основу положен ряд боевых эпизодов в крепости в июне—июле 1941 года. Авторы фильма воплотили на экране реальных героев. Молодой актер Алексей Копашов, в роли Сашки Акимова, представил собирательный образ мальчишек, воспитанников музыкантских взводов. В фильме показана непростая судьба Петра Павловича Котельникова и других мальчишек, встретивших войну в крепости. Премьера фильма состоялась в ночь на 22 июня 2010 года у Тереспольских ворот крепости. Эта высокохудожественная лента потрясает зрителей правдой о происходивших в крепости событиях, правдой суровой, тяжелой, порой трагической, но настоящей. Фильм вызвал широчайший резонанс в странах СНГ.
СЛЫШИМ ВАШИ ШАГИ
В январе я позвонил Котельниковым в Брест, поздравил с Новым годом, спросил, как здоровье, самочувствие.
- Здоровье в соответствии с возрастом,— ответил Петр Павлович.— Мне уже 85, а это, что ни говори, солидные годы. Да и жизнь непростая. Хотя у кого из нашего поколения она простая?
- По своей малой родине не скучаете?
- Да ведь и Брест мне давно стал родным. Здесь у меня много хороших друзей, знакомых. Белорусы — очень добрые, сердечные люди. Недаром о них так говорят. В этом я сам давно убедился. Так что в Бресте мне хорошо. Что же касается моего родного села Богоявленска, то, конечно, его вспоминаю часто. Защемит немного сердце — так ведь это естественно, по-человечески.
- В крепости бываете часто?
- Да, там регулярно проводятся разные мероприятия, особенно с молодежью. Меня приглашают — разве могу отказать? Вот вместе с супругой и участвуем в тех мероприятиях. Она мне здорово помогает.
- Что чувствуете в крепости?
- Сразу, как только прихожу туда, меня одолевают воспоминания. Это естественно: слишком тяжелые были те несколько дней войны, которые я провел в крепости. Начинаю об этом рассказывать, и те далекие картины, эпизоды будто оживают. Это уж на всю жизнь, хорошо понимаю…
…Я стою рядом со старыми ивами над рекой Мухавец. Они будто плачут — плачут с того далекого лета 41-го и по сегодняшний день. Плачут оттого, что в Мухавце столько воды, а обессилевший от жажды наш солдат, протянув к речке котелок, так и не зачерпнул воды. Он так и остался на берегу. Навсегда — в потрясающем скульптурном образе…
…Я стою у мемориальных плит и будто своим сердцем вырываю из мрамора имена защитников крепости. И губы мои невольно шепчут слова:
А рядом плиты, плиты, плиты,
На них героев имена.
Навек покрытая гранитом,
Здесь спит священная война.
Да, спит на этом клочке нашей земли под гранитом великая война. Но голоса героев крепости — они живут в этой тишине. И мы слышим эти голоса, слышим солдатские шаги и не хотим ненароком спугнуть их.
Потому так тихо ходил всегда по святой земле Брестской крепости ее верный солдат Петр Гаврилов…
Михаил Шиманский плодотворно трудится на журналистской ниве почти 55 лет. Автор 23 книг. Заслуженный работник культуры Белорусской ССР. Лауреат Государственной премии Республики Беларусь в области литературы. Его дилогия о Китае удостоена специальной премии Президента Республики Беларусь деятелям культуры и искусства. Победитель многих престижных творческих конкурсов, в том числе конкурса журналистских работ Постоянного комитета Союзного государства. На Международном фестивале журналистики в 1998 г. признан журналистом года в одной из номинаций. Награжден орденом «Знак Почета», медалью Франциска Скорины.
