«Самый снимающий среди пишущих. И самый пишущий среди снимающих» — так говорили об Александре Дитлове коллеги-журналисты после войны. Но в этих словах лишь малая часть профессиональных увлечений этого необычного человека. Самый маленький его снимок — размером с марку. Самый большой — 7 метров в длину. Его высоко ценили Машеров, Макаёнок, Колас, Глебов, Шамякин, Брыль… Маршак по его снимкам писал стихи. Александра Сергеевича не стало в 2009-м: до своего столетнего юбилея он не дожил всего 3 года. Сегодня мы публикуем одно из последних интервью Человека с большой буквы.
…До войны Александр Дитлов работал в «Рыбинской правде» (Ярославская область). В июле 1941-го в их городе формировалась дивизия. Вместе с ней и ушел на фронт — фотографом при клубе политотдела. Первые немецкие военнопленные. Страшные указатели «Нах Гамбург», «Нах Берлин», «Нах Москва»… И первые атаки. Все это запечатлел его ФЭД (точная копия немецкой «лейхс-камеры»). Политотдельский сотрудник, поначалу он должен был делать фото на партбилеты — голова солдата на светлом фоне. С белыми простынями в окопах — сами понимаете. Как быть? Выход нашли. Пока фотограф делал снимок, двое бойцов шевелили натянутую газету за спиной снимаемого. Буквы в итоге расплывались, сливались, и фон получался сносно-серым.
— Очень скоро солдаты стали просить, чтобы я сделал карточки для их родных. Оборудования нет. Где увеличить? А они всё уговаривали: ничего, мол, любая сойдет. Лишь бы увидели, что руки и ноги целы. Сколько я сделал таких вот марочек-контролек за годы войны, даже сосчитать трудно. В них было мало от искусства — солдат в траншее с растопыренными руками и широко расставленными ногами. Нелепо даже как-то… Зато какое счастье и слезы там, на другом конце почтового адреса: жив сынок, невредим, воюет! Какая страшная примета времени! Какой мощный эмоциональный обмен посредством бумаги и несложной оптики!
Всегда в авангарде. Не раз, не два и не 22 в наступлении вместе с войсками. Ходил через линию фронта к партизанам, за что награжден орденом Красной Звезды. Серьезно ранен в ногу. В 1943-м чудом остался жив, когда немцы прорвали оборону близ белорусской деревни Чернин, загнали их в болото и фактически расстреливали в упор. Обо всем этом мне рассказала дочь — Ольга Александровна… Сам Александр Сергеевич всю жизнь стеснялся носить ордена. Его волновало другое. Почему бессилие политиков всякий раз вынуждает одного Ивана стрелять в другого?
— Состояние войны вокруг вызывает в человеке очень странные чувства: например, притупляет страх. Наступление. Ты бежишь по голому полю с пистолетом в кобуре и фотокамерой на груди, видишь через объектив, как справа и слева падают солдаты. Наши солдаты. И понимаешь, что в любую секунду можешь лечь рядом с пробитой головой. Никакой героики в этом не было. Это была наша ежедневная работа, только пехота выполняла свою, а я — свою. Единственное, что тревожило в тот момент, — не выглядеть клоуном и не мешать. В 1943-м я стал корреспондентом ТАСС. Фотографии ночами печатал в блиндажах и землянках. Негативы передавал в Москву курьерами, машинами или самолетами. И кое-что получалось.
В его снимках с передовой — едкий дым артиллерийских выстрелов, скорость начинающейся атаки, вмиг обмякшее и невесомое от попадания пули человеческое тело. И каски, каски, каски, устремленные вперед. Но есть и совсем другие кадры: жизнь после боя… Козленок, привязанный к дулу подбитого «тигра» (именно он вдохновил Самуила Маршака на написание известного стихотворения). Беженцы со своим нехитрым скарбом. Сироты, которых солдаты кормят кашей из армейских котелков. И конечно, герои. Те, кому посчастливилось вернуться на свои позиции — увенчанными или увечными. Именно они — на одной из самых известных фотографий Александра Дитлова.
Тяжелые бои за освобождение Витебска. Немцы долго упорствовали, но потом предприняли массированный прорыв в надежде выбраться на толочинскую магистраль. Солдаты 2-го Ярцевского мотоциклетного полка (в котором находился и лейтенант Дитлов) трое суток удерживали позиции. И не пропустили ни души! На полк дали 50 орденов Славы. Нестандартный случай — нестандартный и снимок: фотограф выстроил солдат в две шеренги и снимал их по шестеро. Фрагментами. Потом соединил. В музее Великой Отечественной войны вы легко найдете эту фотографию-полотно: она занимает на стене почти 7 метров.
— Летом 1944-го мы перешли Проню: освободили Бобруйск, Могилев и вошли в Минск. Я впервые был в этом городе, и масштаб его разрушений меня потряс. Осталось всего ничего: чуть-чуть Немиги, Оперный, Дом офицеров… Люди вылезали из каких-то полуподвалов и трущоб, чтобы поприветствовать нас. Всюду — груды покореженного бетона и одинокие стены, которые раньше были домами. Вокруг Академии наук — колючая проволока. Надписи «Минный карантин» на редких уцелевших зданиях. Семьи с детьми, лошадьми, котомками и пожитками — их было жалко до слез. Не город, а территория ночного кошмара — в нем было больно дышать. Еще более страшные картины мы видели, когда освобождали узников лагеря в Озаричах, а потом Могилеве. Вы встречали когда-нибудь глубоких стариков в возрасте 25—30 лет? А вот мне довелось… Одного из них запомнил на всю жизнь: Владимир Михайлович Мартынов из деревни Узники. У него было лицо Христа и глаза, которые хотели, но уже не могли плакать. «Иисус из Узников» — так я назвал этот снимок-образ.
Демобилизация — в июле 1945-го. Один из первых эшелонов Берлин— Ростов-на-Дону. И Александр Дитлов — в нем. По дороге на родину получился очень редкий, почти невозможный в обычной жизни кадр: стоящие на перроне боевые генералы отдают честь солдатам, возвращающимся домой. А вот еще один. Полковой парикмахер бреет прямо на платформе бойца: тому явно не все равно, каким его увидят родные. Смотрим дальше: на каждом из вагонов состава по-немецки написано «Не курить!». И добрый десяток самокруток, дымящих вовсю из каждого вагонного проема. Война и мирная жизнь здесь все еще рядом, но вторая явно берет верх. Потому что выжили. Потому что победили…
— У меня нет любимых и нелюбимых фотографий. Каждая дорога по-своему. Вот эту, например, считаю «апофеозом войны»: недалеко от Толочина я случайно нашел лужайку, заваленную немецкими касками. Сложил их в горку — и снял. А самое страшное мое фото на войне… Это было по дороге Москва—Ленинград: медпункт в маленькой деревушке, сараи. За одним из них я натыкаюсь на поленницу из голых замерзших трупов. Они лежали, как дрова: один ряд вдоль, второй — поперек. Я стоял перед ними — живой, здоровый, молодой — и понимал, что фотографировать их нельзя. Не по-людски как-то. Каждый из нас мог лежать в этой поленнице. В этой жуткой стопке. Словом, самого страшного своего снимка я так и не сделал. И нисколько не жалею: не снять порой — это тоже высокое искусство.
После войны Александр Дитлов стал штатным корреспондентом фотохроники ТАСС по Калининградской области и Западной Белоруссии. Вернулся в Минск. Работал в БелТА. Один из основателей журнала «Маладосць». Автор целого ряда документальных кинолент. Ведущий популярных передач «Ветер странствий» и «Клуб «Спектр» на БТ. Один из первых председателей Белорусского союза журналистов.
Василий МАТВЕЕВ, Рэспублiка
